Какое белое мутное небо, мне кажется,
такое небо будет в аду; думаю, я смогу проверить, я совершенно точно
туда попаду. Однажды меня увезет туда вот точно такая же промерзшая
электричка с выбитыми глазами, а может быть, эта же самая, на которой
написано "Подсолнечная". В лесопосадках бродячие люди жгут костры, греют
руки, жарят ломтики кислого хлеба, не обращая внимания на белое мутное
небо. Мне кажется, то же самое ждет меня в нижних мирах, не могу
сказать, если честно, чтобы это внушало мне страх. А там, за большим
оврагом, набитым до самого верха мокрыми черными ивами, жмутся друг к
другу домики, я нахожу их красивыми. Особенно тот, что желтый, с ржавой
железной крышей, в два этажа, заплаканный, он очень бы мне подошел. Я бы
сидела в комнатке на втором этаже, кутаясь в серую шаль, и смотрела,
как за окном провода убегают вдаль, к одной невидимой точке, где
сходятся все пути. А в комнатке чисто и бедно, и на часах всегда,
например, половина двенадцатого, и никуда не нужно идти. На подоконнике
мертвая муха, и в жестяной баночке козьими рожками вьется алоэ. По
радио, нет, не музыка, даже не новости, а что-то такое. Мне кажется,
именно так должен выглядеть ад, никакой тебе серы и сковородок с огнём.
Мне кажется, он уже здесь. Кажется, я уже в нём.
такое небо будет в аду; думаю, я смогу проверить, я совершенно точно
туда попаду. Однажды меня увезет туда вот точно такая же промерзшая
электричка с выбитыми глазами, а может быть, эта же самая, на которой
написано "Подсолнечная". В лесопосадках бродячие люди жгут костры, греют
руки, жарят ломтики кислого хлеба, не обращая внимания на белое мутное
небо. Мне кажется, то же самое ждет меня в нижних мирах, не могу
сказать, если честно, чтобы это внушало мне страх. А там, за большим
оврагом, набитым до самого верха мокрыми черными ивами, жмутся друг к
другу домики, я нахожу их красивыми. Особенно тот, что желтый, с ржавой
железной крышей, в два этажа, заплаканный, он очень бы мне подошел. Я бы
сидела в комнатке на втором этаже, кутаясь в серую шаль, и смотрела,
как за окном провода убегают вдаль, к одной невидимой точке, где
сходятся все пути. А в комнатке чисто и бедно, и на часах всегда,
например, половина двенадцатого, и никуда не нужно идти. На подоконнике
мертвая муха, и в жестяной баночке козьими рожками вьется алоэ. По
радио, нет, не музыка, даже не новости, а что-то такое. Мне кажется,
именно так должен выглядеть ад, никакой тебе серы и сковородок с огнём.
Мне кажется, он уже здесь. Кажется, я уже в нём.